Статьи > Перевал Дятлова

Перевал Дятлова

 

Часть первая.1.



Анна Матвеева
Повесть

Посвящается девяти
Говорящий не знает, а знающий не говорит.

От автора

Событие, о котором идет речь в этой книге, подлинное. Более сорока лет назад загадочная гибель девятерых туристов потрясла Свердловск, хотя за пределами города мало кто знал о ней. Военные ведомства и партийное руководство взяли все под свой контроль. Однако эта трагедия не переставала волновать людей. Окруженная тайнами, она и теперь не дает покоя туристам и тем, кто далек от туризма, — родственники погибших, журналисты, военные, криминалисты уже высказывали свои версии случившегося.

В этой книге мне хотелось показать историю 1959 года глазами человека, переживающего эту трагедию в году 2000-м. Передо мной не стояла цель раскрыть страшную тайну Горы мертвецов — эта цель стоит перед Вами, дорогой читатель, а я лишь старалась сделать все, чтобы облегчить решение этой задачи.

Документы, приведенные в книге, воспроизводятся по оригиналу, иногда с небольшими сокращениями. Современные герои — вымышлены, хотя у некоторых есть прототипы.

Людям, у которых есть личный опыт поиска, память общения с погибшими, документы и собственные версии, приношу глубокую благодарность — их преданность дружбе и поиску справедливости потрясает, — а также извинения в том случае, если наши мнения расходятся.

Для читателей, которых интересуют только документальные сведения, в книге проложен специальный маршрут: избегайте основного шрифта.

Часть первая

ПРИ ДНЕВНОМ СВЕТЕ И СОЛНЕЧНОМ ДНЕ

В моей квартире очень холодно.
На внутреннем термометре — плюс одиннадцать. Воображению не хватает толстых медвежьих шкур и еще руками ломать непропеченные кости у костра, чтобы блики пламени путешествовали по коже бородатых лиц.

Конец ноября, ежегодная битва за согревание началась. До марта буду пинками поднимать себя в студеную утреннюю жизнь. Кот мягко запрыгивает на подоконник и рассматривает что-то ему одному видимое-ведомое за окном, где черный воздух и капустный хруст снега.

Я не борюсь с холодом в моей квартире как причиной: нет смысла. Мне будут говорить о том, что у нас мэр-ворюга и теперь мне холодно оттого, что ему, подлецу, тепло. Еще мне расскажут, что дома у нас строят как-то странно, а мой дом вообще новый, ему всего лишь пять годков.

Спасаюсь искусственным теплом обогревателя, бессчетными кружками чая и жду весны.

И все бы ничего, вот только последнее время все чаще показывают мне, как кино, один и тот же сон. Или это не сон, а какие-то утренние размышления сразу после сна, которые трудно от него отличить... Вижу я четко и ясно высокие плотные сугробы, черные ели и тощие кривые березки. Откуда-то летит ко мне, в предпоследний год этого тысячелетия, свист смертельного, убивающего ветра и как тихий подголосок ему — тяжелое дыхание замерзающего человека. Снежные крошки на красном лице. Несгибающиеся ладони. Закрытые глаза. Свист ветра...

Вечером я проверяю, хорошо ли заперта дверь. В такое время живем, что засовы и решетки — лучшие друзья. Я тихонько дергаю за дверную ручку, а потом — на всякий — смотрю в "глазок".
Там стоят люди — но тихо, не шевелясь. Маленькое стеклышко "глазка" искажает их лица, но я все равно вижу, что они улыбаются. Две девушки и несколько мужчин. Все в лыжных брюках и стареньких штормовках.

— Вы к кому? — спрашиваю.

Они молчат, и глаза их странно неподвижны.
Я замечаю лыжи, приставленные к стене.
Куда понесло этих людей — в лыжный поход по такой погоде? Ненормальные.
Кот мурчит и вьется низко летающей бабочкой возле моих ног. На площадке — пусто.
Открываю дверь.
Слышится вежливый запах папирос, и снег лежит в полшаге от моего коврика.

1.

Утром в дверь начали колотить с такой силой, будто решили забить ее гвоздями. Со мной внутри. Еле успев глянуть на часы — полвосьмого, гады! — я выпрыгнула из теплого одеяльного убежища и бросилась в прихожую.
— Аня, открывай скорее!
Это я услышала еще на подлете к двери, с дополнением: плач, крики и прочие элементы коллективной паники, которая начисто изничтожает первоначальную злость разбуженного человека.
На площадке, где вчера были лыжники, стояла моя соседка Ира и с ней еще какие-то люди.
— Аня, мне срочно позвонить — умер Эмиль Сергеевич.

Ира всхлипнула и заговорила быстрее. Из этого быстрого рассказа я поняла не все — Ира и так торопится в разговоре, а теперь и вовсе.
Пока она звонила по моему телефону в "скорую", милицию и похоронное бюро, я вышла на лестничную клетку и, пробравшись между соболезнующими спинами соседей, зашла в Ирину квартиру.
Ее свекор Эмиль Сергеевич лежал на полу, вытянув прямые ноги в продранных на пальцах тапочках.
— Сердце, — сказал кто-то тихий за моей спиной.

То, что Эмиль Сергеевич болеет уже не первый год, я знала. Он вообще-то был хорошим дедушкой, не очень и старым, насколько я понимаю, на пенсию вышел года четыре назад. Очень любил читать и постоянно одалживал у меня книги. Я давала их охотно, против обыкновения; вообще-то не люблю, когда до моих вещей дотрагиваются незнакомые руки. Эмиль Сергеевич был очень аккуратным и возвращал книжки неизменно завернутыми в "Литературку". Это подкупало.
Умерший старик выглядел подтянутым и даже красивым — не таким, какой был при жизни.
Ира хлопком закрыла дверь.
— Ань, ты чего, у тебя ведь квартира открытая!

И, снова увидев Эмиля Сергеевича:
— Ой, что же теперь будет-то?

Ирины переживания можно было понять. Свекор был единственной опорой для нее и ее маленького сына. Жили на его пенсию и приработок, сути которого я не знала.
— Ну ничего, — утерла слезы Ира, — зато умер легко.

"За что за то?" — подумалось мне.
Вслух я произнесла:
— Ира, мне очень-очень жаль. Я могу тебе как-то помочь?

Ира сказала, что спасибо, нет. Да и чем тут теперь поможешь?
На выходе я снова заглянула соседке в глаза.
— Я понимаю, что это совсем некстати, но... ты не видела вчера ночью группу лыжников у нас на площадке?

Ира молча покачала головой и снова ушла в свое горе, как в глубокую нору.
На похороны Эмиля Сергеевича я не попала — срочно вызвали в Москву. Речь шла о моей книжке, так что пропустить встречу я не могла. Летела в самолете над заснеженной землей и представляла, как опускают Эмиля в могилу на Широкой Речке. Рядом — памятник сыну, Ириному мужу, которого убили на улице пьяные подростки. На снегу возле подъезда — еловые веточки.

А когда я вернулась через четыре дня — прокляв все и вся, потому что встреча была абсолютно дурацкой и непродуктивной, повесть вообще в это издательство брать не захотели (могли бы и по телефону, собаки, известить), Иры в соседней квартире уже не было.

— Уехала к матери, в Серов, с мальчишком вместе, — пояснила Надежда Георгиевна из девяносто пятой квартиры. — Сказала, что квартиру эту будет сдавать. Не знаю, Ань, кто сюда жить придет — как не боится, там ведь и мебель оставила, и ковер...

Ковер и мебель у Иры просто никакие, но Надежда Георгиевна живет еще хуже, и ей сравнивать не с чем.
И холодно у Иры в квартире так же, как у меня. Но ведь у ней-то еще и ребенок!
Я отвернулась от Надежды Георгиевны, чтобы открыть наконец свою дверь, но старушка сказала:
— Аня, зайди-ка ко мне.

Прямо с сумкой и в дорожной пыли — но вежливая! — зашла в обшарпанную девяносто пятую. Жуткий стариковский запах — вместе лекарства, старая кожа, бедная, несытная пища, шерстяные носки, в которых ходили не один день.

Губы у Надежды Георгиевны тем не менее накрашены.

Протянула плотную папку, набитую бумагами, и два больших мятых конверта картонного цвета, прорванных по краю.
— Это Ирка тебе велела передать. Эмиль Сергеевич все сидел с этими бумажками и говорил, что надо бы с Анной посоветоваться — она ведь литератор, но стеснялся. А теперь, Ирка говорит, эти бумажки только выкинуть, а тебе — вдруг сгодятся.


> 1 < [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31]

 

Комментарии :

Комментариев нет

«Миражи над Жигулями»©2001—2024
При перепечатке статей обязательна прямая обратная ссылка на этот сайт.