Статьи > Перевал Дятлова

Перевал Дятлова

 

Часть первая.8.


8.
В дверь колотили, а мне было смертельно холодно. Шумахер выл волком.
— Аня, открывай!

Вадик?.. Я повернулась на бок и услышала плеск воды. Надо же! Все еще в ванне. Видимо, пригрелась и уснула. За это время и вода остыла, и Шумахер с Вадиком чуть не рехнулись...
— Не буду я тебе открывать, успокойся, все в порядке.

Я быстро приняла душ, умылась ледяной водой и покинула свой банный рай.

Шумахер, прижатый мною к боку, довольно раздувал крошечные ноздри: по квартире плыл удивительный запах, который может принадлежать только одному явлению: свиной отбивной с абрикосами и сыром.

Вадик поспешно снимал фартук, а на столе нахально красовались маринованные грибочки и домашнее лечо made by моя мама, брынза с оливками и кедровыми орешками и, наконец, две глиняных кружки, из которых валил нешуточный пар, который трудно было с чем-то перепутать. Грог! Тот самый, что, можно сказать, и сблизил нас с Вадиком десять лет назад.

Вино явно пронес под курткой, подлец, — у меня дома запасы спиртного не задерживаются.
— Ну и что? — спросила я. — Теперь я должна растаять от умиления и одарить тебя новой порцией своего доверия? А ты будешь стоять смущенно, и скупая мужская слеза прочертит мокрую дорожку по загрубевшей щеке?
— Не щеке, а коже, — обиженно сказал Вадик. Тоже мне, художественный редактор.
— Вадик, Вадик! Не читай ты эти глянцевые журналы — там умных людей мало, в основном работают блатные и бездарные. И хорошего они тебе не посоветуют. Даже самые замечательные деликатесы (ах, удивите ее!) и сладкие воспоминания не заставят меня изменить решение. Впрочем, обед ты приготовил сам, так что — спасибо, сэкономил время. Давай ешь по-быстрому и гудбай, у меня очень много работы.
— Суров ты был, — саркастически сказал Вадик. — А вон, гляди, на какую речь пробрало — не такие уж и дураки в этих журналах пишут. Просто они имеют в виду нормальных женщин, а не ударенных жизнью писательниц.
— Вадька, меня не жизнь ударила, а ты...

Я пошла переодеться во что-то более подходящее для парадного обеда с грогом. Не стоило, наверное, быть с ним такой резкой. Неважно, что бывший, — все равно ведь родной человек. Господи! Десять лет спать рядом, драться из-за лучшей подушки, приносить друг другу чай к рабочему столу... Прятать подарки в квартире, утешать, рассказывать истории — просто любить, а потом: Аня, я пошел, потому что Маша... Радостная и счастливая собственной победой Машка, ее хищная рожица рядом с ним и... пустота, холод, умерший в одноминутье телефон? Тихое пьянство, выбегать на улицу, плакать, искать дорогу к заброшенной телебашне, не хотеть дальше и больше, почти не жить... Считать выкуренные сигареты пачками, не отвечать на звонки. Говорить:
— Я полюбила бы тебя, даже если бы ты был евнухом. Или девушкой.

И вот теперь — он приходит, его бросили, он приготовил обед, а я должна танцевать качучу от счастья.

Я рывком, как в кино, раскрыла дверцы шифоньера. Синхронно с моим движением с трех плечиков упали три кофточки.

На помощь явился Шуми. Он мягко запрыгнул в шифоньер и начал теребить погаными лапками кофточки. На борьбу с ним у меня ушло довольно много времени. Потом я выбрала одну из кофточек, отряхнула ее от шумиковской шерсти и напялила, застегивая на ходу. Теперь джинсы, и хватит с него.
Подумав, я решила причесаться. Краситься не буду — Машка малюется, как портовая проститутка, я буду выгодно отличаться... Боже, о чем я думаю? Какая разница?..

Вадик сидел у стола, сгорбившись. При виде меня распрямил плечи. Я увидела, что у него на коленях — пачка листов.
— Ты не против? Я взял посмотреть.

Я глянула и обомлела. Он залез в красную сумку и выудил оттуда одну из Светиных папок.
— Вадик, ты забыл: я всегда категорически против копаний в моих вещах.
— Красиво говоришь! — радостно сказал Вадик и вернул мне листки. — К столу!

Во время еды мы оба молчали, впрочем, у нас и раньше была такая привычка. Мы никогда не жаловались на проблемы с аппетитом.

Загрузив в себя по паре отбивных в хорошей компании лечо и грибочков, я залила все это дело грогом, который Вадик успел подогреть. Мне вдруг показалось, что ест он слишком медленно. Время тянет, что ли?

Вадик поднял глаза.
— Ань, а что это за материалы у тебя? Новая книжка?
— Ну да. — Я не любила обсуждать ненаписанное с чужими людьми. Исключение составлял только он, Вадик. Но теперь — фигульки, обратного пути нет.
— Расскажи, — попросил он и потянулся к кастрюле с грогом.

И я вдруг почувствовала, что мне хочется поделиться с ним моими мыслями, рассказать всю эту странную историю, которая как-то непонятно отражается во мне. Прорастает сквозь мысли.
— Ты слышал о пропавших туристах из УПИ? Это было в 1959 году.
— И что, и что? — Вадик внимательно смотрел, и я чувствовала: ему на самом деле интересно.

Я уже вполне уверенно излагала факты. В Вадиковых глазах мелькало что-то вроде уважения с удивлением напополам.
— Группа туристов из Уральского политехнического института отправилась в очередной поход. Категорийный — многим из ребят нужно было получить высшую категорию и разряд. Посвящался поход какому-то съезду партии. На полном серьезе: ну, ты можешь себе представить, какое там время было.

Вадик кивнул, а меня несло, как Гомера.
— Возглавлял коллектив Игорь Дятлов — опытнейший турист, сто раз бывавший в сложных походах. Впрочем, вся группа подобралась ему под стать: не было ни новичков, ни слабаков.
— Если бы они тебя взяли, ох поплакали бы... — философски сказал Вадик кружке с грогом.
— Если ты будешь меня перебивать...

Вадик замотал головой возмущенно.
— Семеро мужчин и две девушки, — терпеливо продолжила я. — Правда, поначалу в поход должны были отправиться 11 человек, но один отпал еще в Свердловске — из-за "хвостов" по учебе, а другой, Юрий Юдин, сошел с маршрута на 2-м Северном поселке.

Маршрут, кстати, задумывался такой: Свердловск — Серов — город Ивдель — Вижай — поселок 2-й Северный — гора Отортен — река Унья — река Вишера — гора Ойка-Чакур — река Северная Тошемка — поселок Вижай — город Ивдель — Свердловск. Протяженность — триста километров.

Так вот, у Юдина случился радикулит, и его решили отправить обратно, у них с этим делом было очень строго. Я читала дневники предыдущих походов: если что-то со здоровьем не так, участник тут же отстранялся от дальнейших действий. Впрочем, некоторые говорили, что он сам решил уйти, якобы чувствовал, что не тянет...

28 января группа начала движение вверх по реке Лозьве, а 31 числа начала подъем по реке Ауспии и пыталась выйти через перевал к долине четвертого притока реки Лозьвы. Однако из-за низкой температуры и сильного ветра группа была вынуждена устроить ночлег.

В первый февральский день в верховьях реки Ауспии был сооружен лабаз, где туристы оставили запас продуктов и лишних вещей.
— Лабаз? — переспросил далекий от туризма Вадик, а я важно покивала головой.
— За три дня группа Дятлова должна была взять Отортен и потом вернуться в лагерь, чтобы продолжить маршрут. Поэтому туристы торопились.

Я заглянула в листок, подписанный младшим советником юстиции Ивановым, чтобы проверить, насколько хорошо я запомнила цифры и факты. Пока вроде бы все излагала верно.
— В три часа дня начался траверс высоты "1079", которую местные манси называют Холат-Сяхыл. Переводится это с мансийского как "Гора мертвецов". Якобы во времена Всемирного потопа там погибли девять манси.
— А дятловцев сколько было, ты сказала?
— Девять. Меня радует твоя наблюдательность, Вадик. Не совсем еще конченый человек.
Так вот, почему они пошли на Холат-Сяхыл — напоминаю тебе, что их главной целью была гора Отортен, а никакой "1079" в маршруте не значилось? Траверсируя склон Горы мертвецов, можно было избежать спуска в долину четвертого притока Лозьвы, то есть 5—6-метровой толщи снега. Логичнее было пройти по хребту, где малозаснеженный рельеф, и сохранить время и силы.
Туристы взяли левее на несколько сотен метров и вместо перевала между высотами "1079" и "880" вышли на склон Горы мертвецов.
Горы там, Вадик, судя по фотографиям, — широкие и невысокие, лысые — почти никакой растительности там нет. Правда, один ученый, у которого куча книжек про географические названия Урала, писал, что несколько раз был на этом самом Холат-Сяхыл и на вершине его видел удивительно яркие незабудки...
— Глубоко символично, — сказал Вадик. — Дальше?

— Дальше — больше. Судя по фотоснимкам, прямо на склоне (если точнее — в трехстах метрах от вершины) поставили лагерь. Вырыли яму в снегу, уложили туда лыжи. То есть палатка стояла на лыжах — так делают. И примерно в это время заканчиваются записи в дневниках дятловцев. У них был и общий дневник, который они вели по очереди, и почти у каждого был личный — мода того времени.

Кстати, если точнее, то записи в дневниках датируются предыдущим днем — то есть 31 января. А 1 февраля, то есть в день, который нас особенно интересует, ребята готовили выпуск газеты "Вечерний Отортен" — что-то вроде стенгазеты, только там не было стен, чтобы ее повесить.
На 12 февраля был назначен контрольный срок, когда группа Игоря Дятлова должна была сообщить о себе в Свердловск из Вижая. Этого не случилось.

Честно говоря, мало кто забеспокоился. Случалось и раньше, что туристы не выдерживали назначенных сроков, поэтому искать их стали не сразу. И даже очень не сразу...

Только 20 февраля, можешь себе представить? Четыре спасательных отряда, состоящих из студентов, отправились разыскивать затерявшихся туристов. И хотя ни о чем особенно плохом по-прежнему не думали, привлеклись к поискам и люди военные. Сначала поиски были безуспешными, но в конце концов, а точнее — 26 февраля, одно из поисковых подразделений обнаружило палатку дятловцев.
Удивительно, что в ней находились почти все вещи туристов. Два одеяла, рюкзаки, штормовки, брюки и еще целая куча вещей. Тут же нашли продукты.

С подветренной стороны палатки, именно там, где находились головы, ткань разрезана в двух местах так, что через эту прорезь можно было вылезти. Ниже палатки на протяжении 500 метров сохранились следы, ведущие в лес и в долину четвертого притока Лозьвы. Следы восьми — девяти человек. Некоторые шли без обуви, что лично мне кажется странным... Все-таки февраль.

На расстоянии полутора тысяч метров от палатки, под огромным кедром, поисковики обнаружили остатки костра. И тут же были первые трупы... Возле бывшего костра лежали раздетые до нижнего белья Кривонищенко и Дорошенко. В трехстах метрах от костра — труп Рустема Слободина, дальше — тело Зины Колмогоровой. Игорь Дятлов полулежал-полусидел, обнимая рукой ствол маленькой березки. Как и Зину с Рустиком, его нашли как бы на одной прямой от кедра до палатки. Зина, кстати, была ближе всех к палатке.

Умерли все пятеро — по первому впечатлению от переохлаждения. Однако Рустем Слободин имел заметную трещину свода черепа длиной около шести сантиметров, которая разошлась на 0,2 сантиметра.
Обыскав все вокруг и проверив снег щупами,

(Вадик снова вздрогнул от незнакомого слова, уверенно произнесенного моими устами.)
поисковики на время покинули место трагедии, забрав с собой трупы и палатку.
— Подожди-ка, ведь их было девять! А нашли только пятерых — двоих у кедра и троих потом.
— Вот именно. Однако остальных нашли нескоро — только четвертого мая! Внизу от костра

(Я опять заглянула в текст Иванова.)
по направлению к долине четвертого притока Лозьвы под толщей снега в 4—4,5 метра обнаружили трупы Дубининой, Золотарева, Тибо-Бриньоля и Колеватова. Работа, которую провели поисковые отряды, — это был адский труд. Прощупывали каждый сантиметр, использовали миноискатели, от которых, впрочем, было мало толку...
Я замолчала. Вадик задумчиво вертел в руке чашку с уже остывшим грогом.
— И это все?
— Как тебе сказать? Из того, что мы знаем наверняка, — да. Есть целые кучи документов, разных показаний, исследований, домыслов и фантазий. Вот я и пытаюсь читать их постепенно, может, обнаружится что-то новенькое.
— Ань, знаешь, я не сомневаюсь в твоих способностях, но ведь это немножко не твоя тема...

Я уже раскрыла рот, чтобы рассказать Вадику о мистических явлениях последних дней, но вовремя опомнилась и захлопнула челюсти громко, в кошачьем стиле. Вадик — не из тех, кто верит во всякие чудеса, скорее заломит мне руки за спину да и отвезет в дурку. Из лучших, причем, побуждений.
Может, мне правда туда пора?

Вадик явно ждал объяснений, и тут очень кстати зазвенел телефон.
— Алло? — спросила я трубку чуть-чуть более радостно, чем надо было.
— Рада до смерти? — ответили мне вопросом.
— Машенька, это ты, родная? Здравствуй! Ну как Гриша? Обломился?
— Обломился, в прямом смысле. Дай мне, пожалуйста, Вадика.
— Конечно, конечно. Вадик! Тебя твоя сожительница!

Вадик замотал руками в разные стороны и сделал три просительных морщины на лбу. Но я неумолимо всучила ему трубку, и он пошел с ней в комнату. В мою комнату!
Я взяла бумаги, которые Вадик достал из сумки, и задумчиво перебирала их. Обида кружилась вокруг меня почти осязаемым ветром. Зачем я рассказала этому чудовищу — чужому чудовищу, между прочим, историю, которая так важна для меня?! Будто бы предала дятловцев, угрюмо думалось мне.
А Вадик уже бежал из комнаты со счастливой рожей.
— Я сказал, чтобы она меня оставила в покое со своими неумеренными сексуальными требованиями. И вообще: чтобы она оставила меня в покое!
— Чего ты ждешь от меня? Похвалы и восхищений? Не будет!

Вадик снова стал серьезным и попытался пролезть за кухонный стол.
— Мы договорились, что ты уйдешь после обеда. — Я картинно обвела рукою разоренный стол. — Есть больше нечего...
— Я могу приготовить еще! — вскинулся муж.
— Вадик, успокойся — и домой. К Маше, Даше, кто там у тебя?
— Никого у меня нет, — обиженно сказал Вадик. — Аня, нельзя быть такой идеальной. Господь Бог посмотрит на тебя и подумает: она такая хорошая, что ей нет смысла жить долго. Всю мудрость она уже получила. Еще в юности...

Я не выдержала и засмеялась. Знает, как подъехать.
— Можно, я приду завтра? Сделаю тебе покушать...
— Нет такого слова — "кушать".
— Я принесу тебе словарик Ожегова, и мы вместе его почитаем, — смиренно сказал муж.
— Словарик, как ты говоришь, у меня есть. Можешь прийти в субботу, посмотрим вместе Формулу—1.

Вадик засверкал, как река на солнце, и пошел в прихожую одеваться.
— Знаешь, — сказал он мне, взявшись за дверную ручку, — я тут подумал: может, и хорошо, что они так погибли — странно и загадочно?..

Я возмутилась и причмокнула губами.
— Ты не поняла меня. Вот скажи, сколько бы им сейчас было?
— Шестьдесят два — шестьдесят пять. Золотареву еще больше, он старше всех.
— Видишь... Превратились бы в противных стариков: бегали бы с красными знаменами у памятника Ленину, писали бы в газеты, мешали бы своим зятьям и невесткам спокойно жить... Может, ругались бы в общественном транспорте, а так — они ведь шагнули в бессмертие, прости за пафос. И по сей день их называют просто по имени: Зина, Люда, Рустик... Даже ты, девчонка, которая им во внучки годится...

Я взглядом остановила Вадика.
— Ты катастрофически не прав. Ничего не стоит дороже, чем право прожить собственную жизнь. Даже если в окончании ее — те самые красные знамена и ругачки в трамваях. Ну и что? А вдруг среди них был почти готовый гений? Или просто хороший человек, что, на мой вкус, лучше любого гения... И вообще: они могли родить детей и сейчас нянчили бы внуков, собирались бы по праздникам вместе и пели под гитару. Почему нет?

Вадик развел руками и ушел. А я в который раз за день отправилась на кухню. Посмотрела на грустный от собственной пустоты стол и села к нему, налив полный стакан остывшего грога, который превратился в противное пойло, лишившись высоких градусов. В прямом смысле слова.


[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] > 8 < [9] [10] [11] [12] [13] [14] [15] [16] [17] [18] [19] [20] [21] [22] [23] [24] [25] [26] [27] [28] [29] [30] [31]

 

Комментарии :

Комментариев нет

«Миражи над Жигулями»©2001—2024
При перепечатке статей обязательна прямая обратная ссылка на этот сайт.